3

Находясь под следствием, умер

Накануне нового 1938 года по всей стране из громкоговорителей звучала популярная песня: «Весел напев городов и полей: жить стало лучше, жить стало веселей!»
Но во многих домах было темно и тихо: семьи недосчитывались близких. Люди испытывали безотчетный страх. Преступлений не совершали, а ждали ареста.
Дом № 92 по улице Фр. Энгельса г. Тулы принадлежал Александру Николаевичу Блаженкову. Пятидесятидвухлетний хозяин и его жена Александра Ивановна сидели за накрытым столом и вспоминали, как весело встречали прошлый, 1937, год в кругу давних друзей. К великой горести, этих друзей уже не было рядом.
Александра Николаевича мучила мысль: за что эти люди, так же, как и он, выпускники Московского университета, были арестованы? Иван Платонович Свенцицкий — 6 октября 1937, а Евгений Кириллович Гринёв — 27 октября того же года. После прокатившихся по стране громких судебных политических процессов возникал вопрос: неужели и эти люди враги народа? Поверить было невозможно. Александр Николаевич знал их много лет как честных, искренне преданных советской власти. Гринёв работал экономистом в Тульском горплане, Свенцицкий преподавал математику в оружейно-техническом училище. Оба беспартийные.
Блаженков начинал революционную деятельность как член партии эсеров. Принадлежа к ее правому крылу, он после легализации этой партии в 1922 году признал ошибки ее курса и через год вступил в РКП(б). Александр Николаевич, преподававший курс истории РКП(б) в Тульском механическом институте, не сомневался в правильности политики большевистской партии.
На мучительный вопрос не было ответа. Александра Ивановна, экономист швейной фабрики «Ревтруд», беззаветно любившая мужа, чувствовала его тяжелое настроение и утешала себя тем, что сказала дочери Гринёва, чтобы она не приходила к ним, если арестуют ее маму, жену Евгения Кирилловича. Ведь должна понимать пятнадцатилетняя девочка, что Александр Николаевич к политике не причастен.
А угроза уже нависла над ними. В конце мая 1937 года Блаженков был вынужден оставить должность директора Тульского краеведческого музея и с этого времени не мог подыскать себе работы.
Финал наступил вскоре. 6 февраля 1938 года Александр Николаевич был арестован, а вслед за ним и его жена. В доме поселился шофер, приезжавший за Блаженковым на «черном вороне». Ему понравились дом и сад. Попросил свое начальство поселить его в этом доме и получил разрешение.
Александра Ивановна узнала о том, что ее ожидает, за несколько дней до ареста. Ее сотрудницу, счетовода Полину, вызвали в Садовый переулок, где помещалось управление НКВД, и спросили, как вела себя Блаженкова после ареста мужа. Полина ответила, что Александра Ивановна считает мужа преданным партии человеком и его арест ошибкой. Вернувшись, девушка покаялась перед Блаженковой, что подписала свои показания. Александра Ивановна успокоила ее: «Ты не погрешила против правды». Собрала в узелок вещи и стала ждать ночного визита незваных гостей. Он последовал 11 февраля.
Когда Блаженкову вызвали на первый допрос, следователь прочитал ей показания Полины и спросил:
— Говорила?
— Да, и сейчас скажу то же самое.
— И подпишешь?
— Подпишу.
— Ну, и хорошо, а то у меня по бабам плана нет.
Да, да, следователям «спускался» план на штамповку «врагов народа» по мужчинам и женщинам. Потянулись долгие дни в тюремной камере, где женщины лежали в такой тесноте, что ночью поворачивались одновременно по команде одной из них. Некоторые узницы перестукивались с другими камерами. 19 июля 1938 года по цепочке передали: Блаженкову пропустить к окну, чтобы попрощалась с мужем, его пронесут по тюремному двору из больницы в морг.
Так рассталась Шура со своим любимым Сашей. Ей пришлось узнать и причину его смерти. На допросах Блаженков говорил: «Я честный коммунист». Его избивали, но ничего добиться не смогли. В бессознательном состоянии доставили в тюремную больницу, где он скончался 18 июля. Вот что скрывалось за словами выданной потом официальной справки: «Находясь под следствием, умер, в связи с чем дело прекращено».
Теперь мы понимаем, какие потери понесла русская интеллигенция в результате массовых репрессий 1930-х годов.
Мой отец, Евгений Кириллович Гринёв, прощаясь с нами при аресте, сказал: «Живите без меня так, чтобы друзья вас не жалели, а враги не радовались». Это напутствие стало девизом поведения моей мамы и остается моим.
Один раз мне удалось передать папе в тюрьму теплые вещи и прочесть краткую записку: «Получил, здоров». Больше передачек не принимали. В течение всей зимы с утра занимала очередь перед тюрьмой в дни, предназначенные для людей, фамилии которых начинались на буквы «Г» и «Д». Каждый день отвечали: «Нет такого».
Иногда вести из тюремных застенков все же просачивались. Весной моей маме назвали адрес мужчины, недавно сидевшего с папой в одной камере. Мама встретилась с этим человеком — рабочим Наумовым, вернувшимся из заключения. Он сказал, что последний раз видел Гринёва в марте 1938 года, когда тот вернулся с очередного допроса.
— Подписал? — спросил его Наумов.
— Подписал.
— Били?
Евгений Кириллович ничего не ответил.
Через несколько дней прозвучала команда дежурного надзирателя: «Гринёв! На выход, с вещами».
Больше они не виделись. 21 марта Гринёва по обвинению в шпионаже приговорили к расстрелу. 9 апреля 1938 года приговор был приведен в исполнение, а в середине апреля у нас конфисковали имущество. Ивана Платоновича Свенцицкого приговорили 19 ноября 1937 года по статье 58, п. 6 и 11 к 10 годам ИТЛ. По прибытии в лагерь он в течение полутора лет использовал малейшую возможность для того, чтобы написать очередную жалобу в НКВД. Письма адресовал сестре жены Ольге Ивановне Молчановой. Иван Платонович незаметно опускал письма между бревен на платформы, груженные лесом, в надежде, что добрый человек найдет и отправит. Одно из посланий дошло.
В нем было сказано о том, что, добиваясь подписи Свенцицкого под списком преподавателей, якобы составлявших контрреволюционную организацию в Тульском оружейно-техническом училище, следователь выжег ему глаз раскаленной железной линейкой и угрожал выжечь второй, если подследственный будет упорствовать. Так было сфабриковано ложное обвинение.
А. И. Свенцицкая передавала заявления по назначению. 20 марта 1940 г. Иван Платонович был освобожден. В середине года вернулся в Тулу, работал учителем математики в средних школах № 4 и № 12.
17 сентября 1941 г. в боях за Родину погиб на Ладожском озере его восемнадцатилетний сын Борис (р. 1923 г.), курсант Ленинградского высшего военно-морского училища.
А в 1948 году муж и жена Свенцицкие остались без крыши над головой. Это случилось так. После ареста Ивана Платоновича его семью переселили из кооперативной квартиры в доме по ул. Гоголевской в частный дом Д. В. Богородицкого, арестованного вслед за Свенцицким и осужденного на 10 лет исправительно-трудовых лагерей. После этого срока хозяин вернулся, выгнал Свенцицких из своего дома, так как считал, что Иван Платонович «посадил» его. Двое немолодых супругов нашли пристанище в квартире Б. И. Люблина в углу одной из комнат за занавеской. А. И. Свенцицкая умерла в 1950 году, немногим больше прожил Иван Платонович.
Самая долгая жизнь выпала на долю А. И. Блаженковой.
Когда закончился трехгодичный срок ее пребывания в ИТЛ на станции Сухобезводная в Горьковской области, она приехала в Тулу весной 1941 года и отсудила свой домик в три окошечка, выселив оттуда незаконного владельца. Но жить в Туле ей было запрещено. Пришлось продать дом в Туле и купить в Калуге, городе, не имевшем тогда областного статуса. Перед отъездом она узнала от своей матери Анны Леонтьевны Кожиной, что в лагере находится ее старший брат, рабочий патронного завода Николай Иванович Кожин.
Арестовали в 1938 году и ее племянника, о котором до сих пор нет официальных сведений. По дошедшим до Анны Леонтьевны свидетельствам из тюрьмы, молодой человек был застрелен на допросе. Следователь ударил его, парень крикнул: «Ты что, драться? Так знай, у нас в Чулкове во как бьют!» И ударил своего обидчика так, что тот упал замертво. Разумеется, он был застрелен вбежавшим охранником в тот же миг.
В Калуге Александра Ивановна пережила войну, работала сестрой-хозяйкой в госпитале.
Находясь в лагере, она познакомилась с С. И. Рыжиковым, отбывавшим там восьмилетний срок. Они переписывались и после войны, а когда он освободился, поженились. Но в Калуге ему жить было запрещено: город к тому времени стал областным. Александре Ивановне пришлось опять продать дом и переехать вместе с мужем в Кокчетавскую область. Но переезды с продажей домов продолжались: потом был город Ямполь-Подольск.
Наконец, в 1956 году им удалось приехать в Подмосковье и обосноваться в районе Красной Пахры в с. Михайловском. Источником их относительного благополучия были деньги, полученные за тульский блаженковский домик.
Таковы судьбы близких мне туляков, оказавшихся жертвами репрессий.

Ирина Гринёва
кандидат филологических наук,  
член тульского «Мемориала».